П. Корниенко Записки военврача
Ехать туда, не зная куда
Из «врача части» меня, старшего лейтенанта медицинской
службы, Корниенко Петра Макаровича, повысили в «начмедчасти» и поехал я в Ургал-2 «Укрстрой», в часть будущего Героя Соцтруда В. В. Куприянова, в\ч
62990. Этот батальон механизации был
напичкан всякого рода движущимися механизмами и агрегатами не только
отечественного производства, но и импортного. Здесь были автосамосвалы из Чехословакии и Германии, а грунт бороздили японские, под сто
тонн весом, бульдозера из Японии и США. Вот только скрепера, кажется, были нашими
Советскими, ну, и там всякая мелочевка
типа ММЗ, ЗИЛ, пара Уазиков комбатовозок и моя «таблетка», санитарка УАЗ-452.
При таком изобилии всякого рода техники я со временем привык, что у автомобиля
должен быть раз в месяц «профилактический день». Надо ли рассказывать, что в
части было пару десятков объектов работ, которые находились на расстоянии порой более сотни километров от
расположения части и там трудились наши доблестные воины-железнодорожники. Их
необходимо было контролировать в плане состояния здоровья, диспансерного
наблюдения, соблюдения правил личной гигиены, смене белья, помывке в бане и
качества организованного питания. Для
этого необходимо было содержать эту «таблетку» в постоянной готовности к выезду. Я сам принимал в этих днях профилактики
непосредственное участие, что в дальнейшем и помогло мне легко освоить
собственный автомобиль. Вот я и втянулся в эту самую профилактику, которая
однажды меня здорово выручила, в том плане, что пришлось мне среди ночи ехать
туда – не зная, куда и найти то, не зная что.
Телефонный звонок в квартире поднял меня с
теплой постели. В трубке раздался голос телефониста: Вас вызывает оперативный
дежурный по бригаде! Бешеная мысль: Оперативный? Зачем, что случилось? Ответил
дежурному и проснулся от приказного тона моментально: Доктор, собирайся, сейчас
поедешь …и называет место, куда надо ехать, а я это
впервые слышу, дежурный продолжил - там солдат угорел. Я бросил в трубку: А чей
объект то? Оказалось одной из соседней частей нашего
гарнизона. Приободрившись, отвечаю: Я же не знаю где это, как и чем туда
можно добраться, зима же, ночь глухая, и
почему я? В их части что, врачей нет? На том конце положили трубку. Моментально
позвонил наш дежурный и передал распоряжение комбата о немедленном выезде.
Только положил трубку, вновь звонит оперативный по
бригаде и говорит: Сейчас к тебе
подъедет провожатый, покажет куда ехать, он дорогу знает, ты ведь анестезиолог-реаниматолог.
Там отравление, врач части может и не справиться с происшедшим. А я выходит смогу! Какая там степень
отравления, может уже и не стоит ехать,
мелькнула подленькая мысль. Последняя попытка моего сопротивления была добита напрочь: Так, на весь гарнизон только твоя санитарка и способна
передвигаться, ты же ее хранишь в пожарном боксе, там тепло и на морозе железо
не лопнет, доедете. И откуда такая информация у оперативного дежурного, подумал
я, медленно, одеваясь? За окном много ниже 40, дежурный по части уже и водителя поднял,
и моя дежурная по медпункту смена на ногах, и все приготовила к выезду.
Загрузил все, что было из дыхательной аппаратуры, и КИ-3М, и ДП10, все-таки
ТРИИИ баллончика кислорода… сумка врача, санинструктор в помощники. Выехали. За
воротами КПП мгла. При понижении температуры ниже 38 – 40 градусов, то ли от
земли, то ли от неба появляется туман, просто воздух становится видимым и
плотным, да такой плотный, что о скорости езды можно и не мечтать. Около часа
длилось наше путешествие. Наконец авто уперлось в железнодорожную насыпь и мы
поехали дальше вдоль нее. Свет всех включенных осветительных приборов, включая
противотуманки и фароискатель, вырвал из
мглы темное сооружение. Слава Богу, приехали.
В десятке
метров от насыпи стоит тёмный вагончик, видимых признаков жизни нет. Вхожу в
незапертую дверь, карманный фонарик «жучок» временами подсвечивает внутренность
вагончика. В вагончике тепло, вижу сидят три человека.
Выхожу, даю команду водителям развернуться и стать так, чтобы все, что способно
светиться было направлено на окна. Но и при таком освещении толком разглядеть
пострадавшего практически не возможно, главное, что он не только жив, но и в
сознании, но сильно болит голова. На
первый взгляд отравление как будто легкой степени. Осмотрев бойца, принял решение об его эвакуации.
Положительный эффект в его самочувствии мог быть и временным, в результате
гипоксии мозга мог развиваться его оттек. Спрашиваю жильцов вагончика: А как вы
сообщили о случившемся, ведь столько километров вокруг и никакой связи и ничего
живого? Один из них, в Бамовской куртке отвечает: Поезд проходил, мы его остановили и попросили сообщить. Я тупо
соображаю: А почему на поезде не выехали до ближайшей станции? Он в другую сторону двигался, ответил второй.
Я промолчал. На этот раз все закончилось для солдата благополучно.
Сотрудничество с
больницей
Как всегда,
по пятницам, ближе к концу дня, в части проходит «читка приказов». Сидим,
слушаем и запоминаем приказы по нашей части, по корпусу, по бригаде и МО СССР.
Обсуждать тут нечего, приказ он и есть
приказ! В актовом зале тишина. И вот, в разгар такой тишины, с шумом открываются двери, и в зал буквально влетает
дежурный по части с округленными глазами, в которых проскакивает какая-то, то
ли растерянность, то ли не уверенность, и после «разрешите доложить» он выпалил
в сторону комбата: Товарищ подполковник, оперативный из корпуса звонит,
телефонограмма пришла. Нашего доктора срочно вызывают в Ургальскую больницу. Тут
уже удивляется командир, подполковник Виктор Георгиевич Трусов: Доктор, что
натворил? Не знаю, разрешите уточнить? Оказалось, что в поселковую
отделенческую больницу поступил больной
с прободной язвой желудка, доставленный откуда-то издалека на мотодрезине.
Конечно же, спасти его может только срочное оперативное вмешательство и при
этом должно быть хорошее обезболивание, так как он в болевом шоке. Местный
анестезиолог в командировке с проверкой по больничкам, разбросанным вдоль трассы, и приедет только через сутки. В
больнице попросили помощи из госпиталя, но там не то, что не рискнули
отправить своего анестезиолога и оголить
госпиталь, а просто ответили: У вас, там
под боком наш нештатный анестезиолог служит. Его и вызывайте. Вот и вся
причина ажиотажа. Пока длился разговор с оперативным дежурным по корпусу звонок
с КПП: Скорая приехала. Видать уже за мной. Быстро сориентировался в незнакомой
операционной, наскоро познакомившись с персоналом, а главное с историей
болезни, переодеваюсь и за работу. Операция прошла, без каких либо проблем, сёстры
грамотные, с хорошим стажем и опытом
работы. Не успели хирурги даже провести
«туалет брюшной полости» т.е. проверить и удалить из брюшной полости попавшее
туда из желудка содержимое, после ушивания
перфоративного отверстия, как вошла медсестра из отделения и сообщила,
что поступил аппендицит, и не простой, а у беременной женщины. Срок беременности около
семи месяцев. Какая может быть местная анестезия? Не приведи господи, разродится прямо на столе! Местные медики смотрят на меня с мольбой. Вздыхаю: А закись
есть? Найдется. Тогда пойдем на операцию. Пока хирурги перемылись, переоделись,
а сестра накрыла операционный стол я побеседовал с
беременной и успокоив ее. Затем поиграв «в космонавтиков» с маской у нее на лице, усыпив её бдительность и её саму. Не торопясь,
хирурги сделали свою работу, и я легонько разбудил пациентку, которая так
ничего и не поняла. Облегчённо вздохнув, подумал о доме, но на этом еще не все закончилось. В медицине
есть несколько не писаных законов. Один из них, это закон парности случаев! И
он снова сработал. Поступил подросток и тоже с аппендицитом. Время было уже
позднее, все устали и оставлять хирургов на местную анестезию как то было не по-людски.
Остался помогать. Еще один наркоз, одна операция. После этого я просто не смог отвертеться
от добродушного, хоть и очень позднего, ужина в ординаторской. Домой меня доставила всё та же скорая помощь. Домашние мои спали. Утром я уже
докладывал командиру о моих вчерашних, точнее ночных, похождениях. Вечером
позвонил в больницу с вопросом, как самочувствием нашей беременной. Ответили -хорошо. Значит, все
обошлось.
Будни врача и бестолковщина
Стояли ну
очень сильные морозы. Настолько сильные, что в водовозке, развозившей воду по
городку, изнутри перемерз выход трубы из цистерны. Вода не сливалась. Пришлось
принимать какие-то меры, как для спасения той самой трубы, так и спасать весь
городок от жажды и засухи. Лейтенант-двухгодичник Х-ов посоветовавшись с коллегами и выслушав самого
водителя, дал добро на то, что водитель с паяльной лампой проникнет в саму
цистерну и там расплавит лед у трубы. Попытка надеть противогаз и удлинить
шланги на улицу из цистерны не дала положительного результата и поэтому водитель
решил по скорому, быстро и без противогаза, справиться
с этой задачей. Первые минуты полторы-две он переговаривался со стоящими
снаружи сослуживцами, а потом вдруг замолк, на оклики перестал отвечать, и
только шум от лампы доносился из цистерны. В страхе Х-ов запрыгнул на цистерну и стал звать водителя, а
в ответ - тишина! Угорел! Надо срочно доставать его из цистерны! Попытался сам
пролезть в горловину цистерны, но не тут-то было. И тогда он сбросил все, что
мешало протиснуться внутрь цистерны. Первое, что сделал, нашел и выбросил
наружу ламу, потом попытался вытолкнуть из цистерны обмякшее тело водителя, но
сил не хватало. Старики когда-то говаривали, что если ездовой уснет на телеге,
то лошадь вмиг становится взмыленная, настолько тяжелеет обмякший во сне человек, когда отключается, а тут еще и
«на-гора» поднять килограммов 70-80 надо. Попробуй! И вторая, и третья попытка
выдать «на-гора» тело водителя закончились неудачей, а время то идёт не на
пользу угоревшему. Как потом рассказывал сам Х-ов, внезапно его осенила мысль, что
надо водителя за руки подавать вверх.
Так и сделал. И вцепившись в запястья
рук водителя, Х-ов подал его в
горловину, где уже ждали крепкие руки сослуживцев. Подхватили, вытащили,
спустили на землю. - Что стоите, заорал замполит роты ст. л-т Сергей Филимонов.
Подхватили и бегом в санчасть! А дальше уже была моя борьба за жизнь водителя.
Имеющиеся дыхательные аппараты
освободились от запаса кислорода всего минут за 5, может 7, не засекал.
Дыхание парадоксальное, это одно из
агонирующих. Подача кислорода под большим давлением немножко могла приводить
это дыхание к похожему на человеческое, но он иссякал.
Уже таблетка под парами у крыльца, все готово и все готовы к эвакуации в
госпиталь, но что, же делать с кислородом, ведь почти полсотни километров пути,
без кислорода не довезу до назначения.
Состояние крайне тяжелое. Тогда было решено грузить в салон большой
(технический) баллон кислорода,
подключить его и через увлажнитель,
с помощью маски подавать угоревшему водителю под хорошим давлением. Однажды давно, командир части распорядился:
«все распоряжения доктора, считать моими»! И дежурный по части выполнил мое
распоряжение, незамедлительно сообщил
оперативному дежурному по корпусу, чтобы нас не останавливали на посту
ВАИ, а в госпитале ждали.. Выздоровление горе-водителя
шло долго, около двух месяцев. Присоединилась, если можно так назвать,
«бензиновая пневмония» от вдыхаемых паров бензина из погасшей от отсутствия
кислорода, паяльной лампы, которые вызывают явления ожога в дыхательных путях.
Как меня прикомандировали в
Чегдомынский ВПГ
Раз в год,
в основном, когда приходит график отпуска и анестезиолог из госпиталя,
подполковник м/с Игорь
Романов, убывает в очередной отпуск, меня отправляют туда прикрывать госпиталь.
Был один из рабочих дней. Плановых операций в тот день не было, и все врачи
отделения подгоняли документацию. Не только истории болезней. Там и документы
по мобработе, планы и отчеты, в общем, повседневность и отдых от операций.
Перед самим обедом раздался звонок. Оперативный по УК сообщил Иван Ивановичу
Рарата (начальник ХО), чтобы на обед не уходили. Сейчас к вам из Дуссе-Алиня
доставят раненного с ножевым ранением сердца! Вертолет уже вылетает. Засуетились
все, готовятся к операции, а время-то идёт и хочется есть. Наконец, всю
операционную бригаду накормили. Сидим, ждем. Тишина. Проходит час, перезваниваем оперативному УК: Где вертолёт? Ответ: Уже вылетел! О чём то болтаем, ждём дальше. Прошло полчаса
и вновь перезваниваем… – Уже вылетает
обратно! Минут через двадцать донесся отдаленный рокот вертушки. Рядом с
госпиталем своя вертолетная площадка. Доставили. Из грудной клетки в области
сердца торчит рукоятка кухонного ножа и повторяет сердечные сокращения,
двигаясь в такт с пульсом. Воин, на вид здоровенный
дядька, ростом под 190, в плечах косая сажень, в коме, с запахом алкоголя.
Кардиальный шок. Срочно везут его в операционную, там уже все готово. Идет
операция, ушита рана сердца. Конец операции, выход из наркоза и тут началось… Вместе с наркозом и адекватной терапией во время операции,
больной вышел из шока, пришел в сознание и от страха происшедшего с ним, или
из-за боли в области раны, самостоятельно не может дышать. Истерика, синеет, задыхается.
Вот дела! Снова ввожу в наркоз, правда кратковременный, чтобы только снова
перевести его на аппаратное дыхание и перевести в палату реанимации. Сделал, и
как положено, уже в реанимации продолжаю «лечебный наркоз». Ныне это журналисты
любят называть «медикаментозная кома». Еще целые сутки
спал Алик Садыков, так его звали,
и, проснувшись от наркоза, он пришел в
сознание. Только когда боль в области
раны начала стихать, он попробовал дышать самостоятельно. Получилось, было
решено отключить от аппарата искусственного дыхания. Все бы было просто, если
бы не то, что Алик не смог после операции говорить. Вот незадача. Несколько
дней учили его произносить сначала звуки, потом слова и, в конце концов, своего
добились, правда, Алик стал сильно заикаться. Мы обсуждали с хирургами данный
случай, все сошлись на том, если б был
трезвым, не выжил бы. А если бы не был пьяным, то и травмы такой не было бы!
Эктопия
Как то
начальник ЛОР отделения подполковник м/с Кубасов
предупредил, что будет операция в операционной хирургического отделения. У него
и своя есть, но там он делает «малые операции» по удалению миндалин, полипов в
носу, провести пункцию пазух, а здесь крупная операция и должна проводиться в
«чистой» операционной. Операция хоть и не большая, и не сложная, но
действительно «чистая». Надо всего, лишь удалить какое- то образование,
напоминающее кисту, на шее, которое воину уже порядком надоело и перед
увольнением хочется избавиться от него, чтобы домой приехать красивым. В
назначенный день началась операция, а раз она проводится на шее, то для меня
будет неудобно держать мои руки рядом с операционным полем, и чтобы этого
избежать я начинаю общий наркоз с интубацией трахеи и искусственной вентиляцией
легких. Мне легче контролировать воина и оперирующим никто не будет ничем
мешать. Операция началась. Добрались до этого самого образования. Начался этап
выделения этого образования от
прилегающих тканей, чтобы отдельно его удалить и тут слух улавливает еле заметное
изменение шума вдоха-выдоха аппарата. Мгновенно реагирую, но понять ничего не
могу. Пальцы на сонную артерию – пульса нет!
Я, как заорал: Руки! От испуганного моего крика оперирующие
действительно отпрыгнули от
оперируемого. Стоят и растеряно смотрят
на меня. Не успел им еще ничего сказать – появился пульс, пара аритмичных
ударов и потом все наладилось. Я врачам: Что вы делали сейчас?- Ничего! -Рассказывайте, что делали, ведь у него произошла остановка
сердца! У хирургов шок! Осторожно подошли к операционному полю и снова начинают
работать, продолжая этап выделения. Как только снова палец подполковника
Кубасова вошел в рану и там начал
шевелиться, остановка сердца повторилась вновь!
Снова крик, до нецензурных слов! Операция была остановлена, сердце
продолжало работать. Надо было в этом
разобраться, и я дал согласие, сделать
микроскопический укол в это образование для лабораторного исследования.
Процедура была перенесена пациентом нормально. Операция закончилась, а через
день узнали, что так называемое образование, напоминающее по консистенции
кисту, оказалось вилочковой железой, просто она по каким-то причинам находилась
не за грудиной, где всегда ее место, а на шее. Эктопия! В специальной литературе сообщается, что
смерть от остановки сердца наступает мгновенно после удаления этой железы.
Тында. Госпиталь. Изобретения или голь на выдумку хитра.
Из
Дипкунского лазарета доставили военнослужащего с паратонзиллитом, это гнойное
воспаление в области миндалин. Гнойник вскрыли в лазарете, но состояние больного
не улучшалось, и спустя двое суток безуспешного лечения он был переправлен в
госпиталь в Тынду. Состояние тяжелое, септическое. При обследовании был
выставлен диагноз передний и задний медиастинит. Смертность только от переднего
медиастинита не меньше 70%, и от заднего до 65-70%. Получается, что погибнуть
он должен в 130 % случаев. Вскрыли затёки, дренажи, санация, дали антибиотики.
Состояние стабильно тяжелое. Где то на третьи сутки интенсивной терапии больной
зовет доктора и говорит: Доктор, не мучайте меня, я больше не могу, я хочу
умереть! Я Вас прошу, дайте мне умереть…
Я не видел своего лица и что на нём читалось,
но мой голос был твердым, правда с
небольшой насмешкой и иронией: Ты, что дурак,
ты
уже на поправку идешь, вон и температура начала снижаться и порозовело лицо. Короче несу всякую
всячину, чтобы только отвлечь его от этих мыслей и вселить в него веру в себя и
хороший исход лечения. Суток через пять уже просим помощь врачей из окружного
госпиталя, а те советуют на словах, а мы в ответ, что все это уже проделываем, но положительной
динамики нет! Дождались, прилетел
специалист по гнойной хирургии и привез с собой не хитрое приспособление
для ультрафиолетового облучения крови (УФО).
Центральная железнодорожная больница на БАМ привезла свой аппарат для гемосорбции. Мне интересно
как они определяют! Так и познакомился с новыми методиками в лечении и учился
с ними обращаться. И, вдруг незадача, вводная. Судьба испытывает нас. Дело
в том, что при таких морозах, когда днем
минус 47, не выдержал и сгорел от перегрузки наш трансформатор! Конечно,
есть своя резервная электростанция, но начальник госпиталя, подполковник м/с Николай Борисенко, разрешает
подключать только кухню со столовой, кочегарку и операционный блок, даже
рентген кабинет не работает. Не дай Бог нагрузки не выдержит и она, что тогда?
Одним словом перекинули переноску только для УФО, а аппарат для гемосорбции не
подключаем. Игорь Кучинский, заведующий отделением анестезиологии и реанимации
Центральной больницы на БАМ предложил хоть чем-нибудь воспользоваться, хотя бы
пальчиковым аппаратом для переливания
крови, такой имеется в войсках. А я предложил более лучший аппарат – АТ( аппарат трансфузионный). Он работает как от сети, так и от ручного
привода в виде «кривого стартера», водители знают, что это такое. И счетчик
миллилитров там имеется, и скорость введения можно задавать, когда есть
электричество. Так вот и крутили кривой стартер попеременно, при свете ламп
«Летучая мышь». Натуральный полевой госпиталь! 
На фото сам процесс гемосорбции. За ручным приводом начальник
хирургического отделения, подполковник м/с Юрий
Георгиевич Слесарев. За ним «летучая мышь». Паренька вытащили, довели до
состояния транспортабельности и ЯК-40 в моем сопровождении доставил его в
окружной госпиталь, там он еще лечился несколько месяцев, пару раз оперировали,
но жить будет!
Восьмой- мой!
Посмотрев я на
аппараты, что применялись для лечения больного с сепсисом как результат медиастинита,
и загорелся идеей самому сделать то же
самое, такие же аппараты. Смешно, но вполне реально. Кое-что из материала под
изделие я позаимствовал у операционных сестер, там специальный металл нужен, а
вот для УФО крови пришлось долго искать, проводить опыты, подбирать и параметры
и размеры, одним словом шел поиск исполнения желания. Фильтр для гемособции, а
это основная деталь в процедуре очистки крови, я с помощью токаря, в бытность
трудившегося на заводе фармизделий и знакомым с медицинскими изделиями и
требованиями к ним, выточил из позаимствованных в оперблоке инструментов. И все
работало, и даже успешно. Должен
признаться, что даже гордился тем, что у меня такой маленький и компактный
аппарат для гемосорбци, что я его упаковываю в сумку от кардиографа и спокойно
вылетаю в Зею, там применял его при отравлении лекарственными препаратами с
целью суицида, и у себя в госпитале тоже он периодически выручал. А вот со
вторым изделием было сложней, не из чего его было склепать. Там специальное
стекло должно быть, пропускающее только
определенную длину волны ультрафиолетовых лучей. Однажды, заглянул в
лабораторное отделение, я чуть было не подпрыгнут от радости. Вот оно, мое
второе изделие, мой аппарат УФО крови! Только вот начальник лабораторного
отделения, Сергей Иванов, ни за что не уговаривался, даже за спирт (у него
своего хватало, и он на такое не клевал). Самое обидное заключалось в том, что
рядом лежал еще в упаковке, новехонький, точно такой же прибор! Жадина, одним словом ты, Сережа Иванов! Карман моего халата оттягивался под тяжестью большой
связки ключей, которые я небрежно, но совсем случайно,
уронил и прямо на старенький приборчик, тот, что очень был мне нужен. Увесистая
была связка! Звон стекла! Ядерный взрыв
начальника лаборатории! Грохот удаляющихся тапок. Я был моложе и проворнее, да
еще и когда за тобой такие злые люди.
Потом прощенье вымолил, шашлыками обошлось. Но какой аппарат получился!
Под светильник приспособил два корпуса от ламп БЛФ (импортные), кварцевание ими делают в помещениях, и были проведены опыты показывающие качество
работы этого приспособления. Заранее зараженный флакон донорской крови,
(подлежащей утилизации по окончании срока годности и не понадобившийся для
трансфузии), гемолитическим стафилококком, даже со скоростью струйного прохождения ее по приспособлению, в
термостате в лаборатории СЭО, роста смертельных микробов НЕ БЫЛО! Сколько же он
после этого трудился, приборчик мой! Работал на все отделения госпиталя,
скольким больным помог! Как сокращал сроки лечения, как помогал лечащим врачам
выхаживать тяжелых пациентов! В то время
в стране только разрешили применить, в опытных образцах для проведения
испытаний, такое облучение. Всего шесть аппаратов «Изольда» были выпущены в
Ленинграде, седьмой был слеплен из такого же подручного сырья в окружном
госпитале Хабаровска, ну а уже восьмой – МОЙ!
Ночные полёты
Только сон начался! Трещит телефон! Ну
почему я так быстро на него реагирую! На телефон, на будильник и на стук в окно
- одна реакция, подскок на месте в положении лежа! Вот именно, вскакиваю, а не
встаю. Дежурный врач по госпиталю: -Проснулся? Извини,
одевайся, за тобой уже выехали, я и так дал тебе поспать целых пять лишних минут. Ох, Хазинс – Хазинс! Вечный шутник и подстрекатель, хотя я ему
верю, действительно мне даст поспать пару лишних минут. Усевшись в салоне, пытаюсь еще подремать,
пока катимся за хирургами. Доехали! Предстоит вылет на Зею. Там перфоративная
язва у военнослужащего, причем на том берегу водохранилища. Зима, зимник на тот
берег работает, и больного пытаются переправить на наш берег, где лазарет, но
пока вся информация слишком расплывчатая. Собрав свои инструменты и ящики,
движемся к вертолетчикам. Разрешение на ночной полет округ дал. Полетели! Пока
летим, понимаем, не по приборам, по наитию пилотов! Возмущаемся, так как за
бортом в окошке мелькнули совсем рядом пару верхушек лиственниц. Страшновато
как то! Оторвались от них и до Зеи без приключений. Почти два часа полета. Сна нет, одно
возмущение, почему меня снова отправляют? Из пушки по воробьям! Там есть свой
анестезиолог, а вдобавок, по приземлении, получаем распоряжение эвакуировать
воина в Тынду! Получается два специалиста на сопровождение одного больного. Всю
ночь путешествуем. Прилетели, приземлились. В
госпитале идет экстренное обследование, лаборатория, рентген, прочие
обследования. Часам к восьми утра понимаю, что если сейчас идти на операцию, то
я буду спать рядом с больным. Тихо
уединяюсь к себе в реанимацию. Предупреждаю
анестезисток и укладываюсь спать! Я уже знаю, что мне будет достаточно
отключиться минут на сорок и все, еще сутки впереди пройдут нормально!
Командировка
Шли разного рода
организационные и реорганизационные мероприятия по войскам и по корпусу. На
Дипкуне передислоцируют лазарет. Местное население пишет и Министру обороны и
начальнику ЖДВ разные ходатайства, ведь лазарет много лет их обслуживал, там и
лечились, там и рожали, и другой медицины просто не знают. Командование
принимает решение откомандировывать на Дипкун специалистов из госпиталя, пока
что-то наверху утрясется. Ведь нельзя бросить целый таёжный поселок в полторы
сотни километров от ближайшего лечебного учреждения без медицины! Вот наши и мотаются туда – сюда. По неделе, по две там обитаем. Вот и сегодня сели с Юрием Слесаревым в вагон поезда, сидим, в окна глядим, вагон
постукивает на стыках рельсов. На нас косятся пассажиры и, увидев на петлицах
змей над рюмками, тут же спрашивают: - А вы едете оперировать внематочную? Переглядываемся,
ничего не знаем! Просим уточнить вопрос. Оказывается, они уже здесь знают, кто
и зачем туда едет, не то, что мы, не ведаем ничего. На станции встречает «таблетка»,
со свистом доезжаем до бывшего лазарета. Там нас ждут! Ждет беременная с
внематочной беременностью и внутренним кровотечением, ждут сестры, анестезиологи
и целая группа родственников, тут же предлагающих и свою кровь, и ужин, и все,
чего пожелаете, только бы она осталась жива! Уже несколько часов длится
кровотечение. Через пятнадцать минут уже стоим за операционным столом. Операция
прошла без казусов и неожиданностей. На утро прооперированная
жалуется на боли в животе. Живот вздут,
кишечник не работает. Пока не работает, вот и растягивает послеоперационный
шов, отсюда и боль. Надо «запустить» кишечник и знаю как, вот только иголки не
взял. Но это беда не большая. В аптеке отыскались разные иглы необходимой
длины. На моските (инструмент такой) накрутил «ручки» на мандренах ( стальная
проволока внутри иголок для инъекций, теперь таких нет), иголки готовы, вот еще
осталось их заточить правильно. Тут наждак или напильник не пойдет! Стакан с
раствором столовой соли, пара проводов и аккумулятор от автомобиля минут за 20
сделали свое дело. Эти иголки, как память, до сих пор у меня хранятся. Всего шесть иголок в точки на ушной раковине
для работы кишечника, а за одно, и точки обезболивания при такой операции были
задействованы. Еще не успев снять иголки, начался ураган в
животе. Урчит кишечник. Два зайца одной процедурой. Больная улыбается, в ее
глазах что-то похожее на влюбленность или признательность, или все сразу, одним
словом – женщина с горящими глазами!
К обеду уже сама в столовую пошла, там
ей приготовили нулевую диету.
Травма была тяжелой
Травма была
тяжелой. Повреждение внутренних органов сопровождалось внутренним
кровотечением. Прилетели. Вот уже идет операция. Ушивается печень, разорвавшаяся
в своем куполе, под диафрагмой. Доступ к разрыву труднодоступный.Юрий, начальник хирургического отделения, подполковник,
друг и просто очень хороший и человек и специалист, рослый, даже многовато рослый, стоит
скрюченным над столом, застыв в одной позе. Осталось наложить всего ДВА
печеночных шва! И место труднодоступное и рост, и поза
застывшего уже минут двадцать пять – тридцать в одном положении, и пот,
заливающий глаза, и мое мокрое правое плечо от Юриного пота, (промокает о мой
халат), и операционная сестра, стоящая на каблуках – танкетках и на подставке,
и при этом еле равняется со столом по высоте, навевает грустное настроение.
Уже третья и четвертая нитка разлетается в руках хирурга. Не получается.
Основное кровотечение устранено, а вот последняя пара швов, просто бесят и
хирурга и меня. Но мне легче, я стою прямо и при этом могу даже ходить вокруг
наркозного аппарата, а Юрию нельзя!
Вспоминаю, как однажды мой учитель вот так мучился, катетеризируя подключичную
вену. Тогда он просто взял тайм аут и после двух – трех минутного перерыва,
легко проделал эту процедуру. Юрий волнуется, неужели придется делать доступ к
куполу через грудную клетку? Или рассечь связку печени, чтобы вывернуть ее?
Но тогда будет проблема с
восстановлением этой связки. Это будет очень тяжелая операция!-Юра,
брось это! Теперь уже нет угрозы жизни.
Больной розовый, сон спокойный, дыхание адекватное, гемодинамика стабильная,
анестезист опытная, проконтролирует, а мы пойдем, покурим!Мы вышли в предоперационную, я зарядил Юрию
беломориной корнцанг. Он курил, сладко подражая кошкам, то выгибался,
горбатясь, то грудь колесом выпячивал, одним словом размялся и наконец-то смог
выпрямиться. Успокоился, сменил на всякий пожарный перчатки и через минуту в руки операционной медсестры
вернулся иглодержатель с иглой, но уже без нитки. Сменилась нитка в иглодержателе и еще через минуту на
меня смотрели улыбающиеся Юрины
глаза.
Тактика выживания
- Макарыч, не спеши на
автобус, мы не едем! Обед отменяется! - это сказал идущий позади меня
рентгенотехник, прапорщик Юрий Жердев. - Я тоже люблю шутить, но не сейчас! -Да я серьезно, больной уже на рентгене, прободная…
Останавливаюсь,
разворачиваюсь, топаю в рентген кабинет. Начальник кабинета сидит в проявочной,
рентгенологически подтверждает диагноз.-А где
больной?- Ушел в хирургию.-???? Ушел? Сам? Или
увезли?-Сам!Или меня продолжают разыгрывать, или никакой язвы, или кто- то
сейчас нарвался!Иду в хирургическое отделение.-Где больной с
перфорацией?-Бреется…После «втыка» постовой сестре,
наконец, состоялся осмотр больного. «Ты не поверишь» - это современная
телепередача, а тогда это звучало как - ужас! Десять дней назад с больным
произошло несчастье, прободение язвы желудка. Госпитализирован в медпункт части
под наблюдение…. А спустя десять суток, потеряв
Мы все периодически интересовались его дальнейшей судьбой. Там
его несколько раз оперировали по поводу межкишечных абсцессов, была вшита
молния в брюшную стенку, чтобы не ушивать и распускать швы на ране. Такое давно
применяют в хирургии. Жаль, в результате
удаления большого количества спаянного кишечника, остался инвалидом. Этот случай разбирался на
всех уровнях войсковой медицины.
Акупунктура (иглоукалывание),
или как неверующий превращается в верующего
Вертолет приземлился у себя на аэродроме. Выехавшая на
встречу вертолета наша таблетка уже возвратилась с отравленным и его госпитализируют ко мне, прямиком в
реанимацию. При осмотре прапорщик С. без сознания, в коме. Ревнивый муж! Из истории сопровождающей отравленного
выясняется, что на почве ревности принял около ста таблеток препарата для
лечения туберкулеза, после чего впал в кому. На
местном уровне эскулапы части постарались промыть желудок. Пересчитали
отмытые таблетки, не хватало много, почти половины. Остальные уже либо
всосались в желудке, либо прошли дальше в кишечник и там всасываются. Показана
операция очищения крови от медикамента – гемосорбция. Собираю систему для отмывки сорбента – углей
из косточек фруктов, запускаю АТ (аппарат трансфузионный). Уже второй «водой» -
стерильным физиологическим раствором, моется от микроскопических взвесей, уголь.
Так как отравленные это терапевтические больные, осмотреть своего больного
пришел начальник терапевтического отделения подполковник м/с В. Гавришин.
Поколдовав над пациентом предлагает мне:- Давай я ему иголки поставлю в точки
реанимации.- Ставь, жалко что ли, он все равно ничего не чувствует, в
коме.Минуты через две – три начальник терапевтического отделения возвратился с
пробиркой, в которой было несколько иголок в спирте. Из любопытства стал
наблюдать за его действиями. Честно
признаюсь, что я скептически относился к иглоукалыванию, ну не верилось мне в
их чудодействие. Верят люди, и им помогает иглоукалывание. Поэтому стоял и
смотрел с безразличием на происходящее.
Закончив «втыкать», точнее вкручивать иголки подполковник посмотрел на часы,
засекал время. Минут через восемь – десять снова прокрутил иголки и снова
наблюдает, и я ротозейничаю рядом. Интересно же! Еще минут тридцать мне ждать,
когда закончится отмывание угля. Тогда я
возьмусь за реанимацию. Спустя 20 минут
после постановки последней иглы отравленному, на фоне спокойной суеты и тишины
реанимационной палаты, вдруг раздается громкий крик, точнее какой-то громкий
звук, похожий на крик. Отравленный широко открыл глаза, перепугано оглядывается
вокруг, садится в постели и продолжает шуметь. Я в ауте! Такой реакции от
иголок я не ожидал, просто не верил, как говорят «пока сам не увижу».
Отравленный, через несколько секунд получения от нас информации, начал
ориентироваться во времени и пространстве. У него началась стадия возбуждения. Я, для начала, накрыл всю свою аппаратуру
стерильными простынями и занял выжидательную позицию, а ближе к полуночи,
понял, что моя процедура уже не понадобится для этого пациента. Его возбуждение
длилось до рассвета, и только к утру, он успокоился и уснул. А я, я в тот миг
поверил в силу иглоукалывания. Начал интересоваться литературой. Соседи корейцы, через пятых лиц, узнав, что доктор в
госпитале начинает заниматься акупунктурой, презентовали мне шесть иголок и
сказали, что их вполне достаточно. Так и было, большее количество игл мне не
приходилось использовать. Убыв в очередной отпуск, я посетил наш специальный
магазин «Медкнига» на ул. Дерибасовской, где для меня уже много лет
откладывались, до моего очередного приезда в отпуск, книги. Там я и приобрел книгу «Иглоукалывание в
анестезиологии и реанимации». Вот с тех пор и применял акупунктуру в
послеоперационном периоде, реже во время операций и всегда в реанимационных
ситуациях. Обезболивающий эффект колоссальный! Обычное обезболивание после
операции это наркотические препараты, достаточного обезболивания не
обеспечивают, точнее, обеспечивают не на то время, на которое рассчитывает
лечащий врач. Так как разный вес больных, толерантность, и еще много причин
могут сокращать время обезболивающего действия этих препаратов, по себе знаю,
оперировался. А здесь буквально один раз поставил и больше никаких наркотиков и анальгетиков.